— Ой, да ладно тебе! — отмахнулась женщина. — Знаешь, на Дзержинского есть дом «сталинка»? Я номер не помню, но над аркой дата постройки выложена из кирпичей — тысяча девятьсот сороковой, по-моему. Не помню тоже. Когда Ромка рассказал, я из любопытства съездила, глянула и всё. Даже не думала, что понадобится вспоминать. Там ещё торговый центр… этот… как его…
— Да понял я, где это, найду. Если что, спрошу у людей квартиру. Обычно в таких домах все друг друга знают, — ответил Иван, прекрасно представляя, о каком доме говорит жена.
— Когда пойдёшь?
— Сейчас и пойду. Поговорю только с хозяином. Скажу, дело срочное в городе есть. Как вернусь, всё доделаю.
— Так, может, он отвезёт тебя? — с робкой надеждой поинтересовалась Елена.
— Даже не надейся, — хмыкнул Иван. — Этот в город ни за какие коврижки не поедет. Опасается. Ладно, иди домой. Я скоро.
— Ваня, я люблю тебя за то, что ты такой. За то, что ты есть у меня. На тебя можно положиться во всём, — женщина потянулась к нему, обняла нежно.
Иван тоже обнял её, поцеловал и сказал:
— И я люблю тебя, Лена. Если б не ты, я пропал бы… Ну всё. Иди. Собери там, в дорогу мне чего-нибудь. Одежду тёплую достань из сумки. Ночи уже холодные. Денег возьму тысяч пять. Мало ли, вдруг пригодятся.
Женщина ушла.
А Никитин опять закурил, хоть и не хотел совсем.
«Напрямки пойду, — размышлял он. — Ромка вряд ли пошёл этим путём. По дороге-то удобнее. Хотя, кто его знает. Парень он действительно самостоятельный уже. Может и так пойти. Мимо города всё равно не промахнётся. Ну, выйдет на пару километров левее или правее относительно какого-то оп ределённого места. Это не существенно. А если он всё же пошёл по дороге? Н-да… Задачка с двумя неизвестными. Что хочешь, то и выбирай. Догнать бы его, надавать по шеям и назад вернуть. Мозгов совсем нет, хоть и взрослый уже. О матери вообще не думает. Сперматоксикоз, что ли в башку стукнул? Интересно, к Наталье… тьфу ты… к дочке её он пошёл или ещё куда? Ну, схожу я к ним, спрошу. А если его нет там, что тогда? Где его искать? Ленка у меня простая, как три рубля. И почему она так уверена, что Ромка именно там? Хотя, я бы тоже в первую очередь об этом подумал. Вот деятель! Точно по шее схлопочет. Ладно, надо идти».
//- * * * — //
Андрей Николаевич возвращался из Новосибирска, куда ездил на своём автомобиле. Его, как крупного чиновника, в числе других пригласили к полномочному представителю президента.
Из Красноярска поехали колонной, в сопровождении полиции, для безопасности, само собой. А вот возвращался он один, хот ь и понимал, что рискованно это очень. Давешняя засада в лесу многому научила. И всё же поехал один. Причины тому были разные: с кем-то отношения неожиданно разладились ещё на встрече у полномочного представителя, кто-то остался в Новосибирске по делам. Савельев никого ждать не стал.
На встрече обсуждалась одна главная тема — положение в стране и όкруге, в частности. Результатом этой поездки лично для Савельева стало неприятное осознание, что даже среди равных ему нет единства, что уж говорить об электорате.
У некоторых, кого Андрей Николаевич прежде знавал как исключительно лояльных к власти, той самой лояльности будто и не бывало никогда. Они открыто поддерживали оппозиционеров и не опасались выражать своего мнения в присутствии самого полномочного.
Давно искушённый в интригах Савельев ничуть не обманывался по поводу столь неожиданной смелости и принципиальности своих коллег. Наверняка они уже успели заручиться по ддержкой народившейся оппозиции и выхлопотать себе местечки потеплее: всегда найдутся те, кому хочется больше того, что уже есть.
Полномочный представитель назвал этих чиновников оппортунистами, после чего те демонстративно покинули небольшой конференц-зал. За ними устремилась бόльшая часть пишущей братии, судорожно захлёбываясь бесконечными вопросами.
Официальная часть встречи закончилась форменным скандалом к великой радости журналистов, привыкших к скукоте и рутинности подобных мероприятий, где всё уже давно решено и поделено.
И только после того, как оставшуюся прессу попросили покинуть конференц-зал, верные партийцы вернулись к обсуждению двух извечных русских вопросов: кто виноват и что делать. Ничего конкретного не решили, потому как привыкли жить по указке сверху. Подписанный протокол хоть и имел внушительный и официальный вид, по сути носил декларативный характер.
После встречи начали разъезжаться по вотчинам и кормлениям, где было также неспокойно и тревожно, как и в Новосибирске, как и во всей стране, вот-вот готовой сорваться в пропасть братоубийственной вакханалии.
Весь обратный путь Андрей Николаевич размышлял о произошедшем. На душе было скверно. Он и раньше нередко задумывался над порочностью системы, но находил самооправдание в том, что он всего лишь винтик в ней, легко заменимый, кстати. Чтобы замены не произошло, всего-то и нужно соблюдать «генеральную линию партии», что совсем нетрудно, если замкнуть совесть на замок. Не для того он так долго шёл к сегодняшнему статусу, чтобы разом перечеркнуть всё.
И вот система дала сбой. Впрочем, никто и не сомневался, что это когда-нибудь всё же случится. Но не ожидали так скоро. Всем казалось, долготерпение народа вечно. Нужно лишь время от времени кидать ему подачки с барского стола, чтобы снизить градус протестных настроений. Так и было до поры до времени, пока всё не рухнуло…
Знать, не подачками едиными жив простой человек.
Социальная пропасть между власти предержащими и электоратом оказалась слишком широка и глубока. Дворцы, замки, яхты, самолёты у одних, присвоивших себе всё, построенное руками народа. И жалкие метры хрущёвок, засраных общаг или в лучшем случае обычных квартир у других, получающих грошовую зарплату.
Нельзя было так с людьми, воспитанными и взращёнными при канувшем в лету Союзе. Они помнили другую жизнь, и в большинстве своём не смогли принять новой, где им отвели жалкую роль бедных приживальщиков в своей собственной стране.
Словно в подтверждение мыслей за окном изредка проплывали то шикарные коттеджные посёлки, то почерневшие от непогод и времени старенькие домишки и халупы.
И лишь близкое дыхание осени, разукрасившее всё яркими красками, немного скрадывало унылость пейзажей и безнадёжную пустоту сибирских просторов.<
> Километров за сто от Красноярска Савельеву преградили путь вооружённые военные. Это стало очень неожиданным и заставило его заволноваться.
Андрей Николаевич плавно затормозил, с тревогой глядя на экипированного в камуфляж, каску, бронежилет бойца с красным флажком в левой руке. Правой рукой тот придерживал короткий автомат, висящий на боку, положив палец на спусковой крючок, направив ствол в сторону машины.
Пока боец не спеша подходил, Савельев успел посмотреть на грозный и уверенный в своей силе хищный корпус бронетранспортёра, перекрывшего часть дороги. В стороне от него, метрах в десяти от обочины лежали набитые чем-то мешки с торчащим над ними стволом пулемёта, стояла пара УАЗов.
«Вот это да! Началось, похоже!» — только и успел подумать Андрей Николаевич, опуская боковое стекло.
Военный в звании лейтенанта подошёл, пронзил жёстким взглядом, заставил испытать чувство опасности.
— Выйдите из машины, предъявите документы, — требовательно сказал он.
Савельеву даже в голову не пришло спросить, дескать, а в чём дело и почему вы не представились как положено? Разве не видите на лобовом стекле, что мой автомобиль досмотру не подлежит?
Нет, он вышел, как простой водила, совсем не вспомнив, что дорожные блюстители порядка при виде его джипа всегда отдавали честь, хоть этого и не требовалось от них.
— Пожалуйста, — Андрей Николаевич протянул водительское удостоверение и документы на машину. — И вот это, — он положил сверху свой главный документ — удостоверение, которое обычно никогда не показывал, так как был достаточно известен жителям края из тех, кто регулярно смотрит телевизор.
Однако лейтенант глянул на стопку лишь мельком. То ли узнал Савельева, но не подал виду, то ли вообще не собирался толком смотреть предъявленные документы.
— Куда направляетесь, уважаемый? — почти небрежно спросил он.
И опять Савельев даже не подумал приструнить молодого офицера. Не то чтобы струсил, совсем нет. Просто аура властности военного, спокойное осознание своей силы и уверенности в правоте любых действий почти подавляли, заставляя безоговорочно выполнять все указания и отвечать на все вопросы.
— Еду домой из служебной командировки в Новосибирск. Адрес прописки вот, в паспорте, — Андрей Николаевич извлёк и паспорт, уже сознавая, что начинает суетиться, а это так несвойственно ему.
